Операция «Купюра» - Страница 57

Кулаков хотел ещё что-то добавить, но передумал. Тенгиз удивлённо взглянул на Михаила, и тот решил внести ясность.

– Простите, а чем вы тогда занимались? Ну, когда с отцом имели дело?

– Тогда-то? – Кулаков ответил не сразу – сначала послушал пение птиц. – Ну, водочкой приторговывали после горбачёвского Указа. Дело прошлое.

– Да, нынешний бизнес более выгодный, – понимающе кивнул Михаил.

– Да как вам сказать!.. – Кулаков открыл очередную клетку. – Тоже не ахти какая сладость, но жить можно. Сейчас закончу – чтобы потом не отвлекаться. У нас с вами разговор серьёзный будет…

Наконец хозяин накормил последнюю птичку и присел к столу. Тенгиз безмятежно смотрел на него и жевал резинку, а Михаил прикидывал, сколько же времени они здесь потратят. Батоно уговорил после Кулакова завернуть в солярий, где работал один из его земляков. Холод собачий, кровь заледенела – надо немного позагорать, погреться. Это недалеко, на улице Савушкина; единственная проблема – может не остаться времени.

– Ребята, – без церемоний начал Кулаков, сцепив пальцы в замок и всё так же дёргая щекой. – Вы понимаете, с кем связались? Денежная реформа растревожила столько осиных гнёзд, что премьер-министру Павлову этого никогда не простят. А уж вам-то – и подавно. Вы должны быть очень осмотрительны, – продолжал Кулаков своим профессорским тоном. – Во сто крат больше, чем сейчас… Другому человеку я бы вообще посоветовал отступить, но знаю, что сын Сириуса на это никогда не пойдёт. Я не только знал вашего отца, но следил за вами с братишкой. Не по злому умыслу – просто из интереса. И сейчас вам желаю только добра, как это ни парадоксально. Можете мне доверять, несмотря на мою неоднозначную репутацию.

Михаил, не скрывая этого, оглядел комнату Кулакова и поинтересовался:

– Вы один здесь живёте?

– Жена сейчас в Солнечном, в санатории. У неё легкие плохие – врачи посоветовали в городе бывать поменьше. Ну а мне и здесь хорошо…

– У вас разве дачи нет? – гортанно удивился Тенгиз. – При таких-то возможностях!..

– А куда мне эта дача? – пожал плечами Борис Ананьевич. – Лишние проблемы только. Работа у меня рисковая – сами видите, с кем дело имею. А то и просто хозяевам не угодишь, и – гаси свет. – Кулаков дотронулся мизинцем до шва на губе. – Люди они простые, университетов не кончали – в отличие от меня…

– Какой факультет? – оживился Тенгиз.

После того, как его старший сын Варлаам стал студентом, батоно начал сильно интересоваться проблемами высшего образования.

– Геологический, – с улыбкой ответил Кулаков. – Я ещё успел застать романтику, поработать в своей профессии. Нефть в Сибири нашли тоже при моём скромном участии. Так что не одни грехи на моей совести – есть и заслуги. Ладно, давайте о главном! – Борис Ананьевич провёл ладонью по лицу, словно стирая с него ностальгически-расслабленное выражение. Теперь перед ними сидел жёсткий и цепкий пахан. – Что вы знаете об участниках данной операции? Я имею в виду дело об убийстве Гаврилова и всё, что с этим связано…

– Знаю, что Стеличек имеет свой интерес, – небрежно, будто не придавая этому никакого значения, начал Ружецкий.

– Это верно, – сразу согласился Кулаков. – Он лично привёз из Италии партию оружия, средства от продажи которого отмывали и спасали в ходе обмена. Но вы, похоже, ничего не знаете о главном игроке – Святославе Иващуге. Слышали про такого?

– Нет! – Михаил удивлённо посмотрел на Тенгиза. – А ты, батоно?

– Впервые слышу, Мишико, – сразу же ответил тот.

– Он с Западной Украины, из семьи оуновцев. Но по-русски говорит прекрасно – без малейшего диалекта. Кстати, сын профессора Львовского университета. Долгое время свои политически взгляды семья тщательно скрывала, а теперь всё наружу выплыло. Он любит, когда его называют «проводник» – это на их сленге командир, вождь. Всегда ходит в дымчатых очках, одежда часто бывает в клетку. С виду он похож разве что на книжного спекулянта, и потому в глаза не бросается. Немудрено, что Иващуга не попал в вашу картотеку – умеет маскироваться на местности, как ядовитая змея…

Кулаков замолчал, потёр свитер над сердцем, и несколько мгновений ловил ртом воздух. Потом, немного успокоившись, продолжил.

– Все мы, вместе взятые, ему в подмётки не годимся. Простоватые ребята – замели нас когда-то, дела сшили. Теперь милиция всё про нас знает. И про Дмитрия в том числе, – заметил Кулаков. – Может, сам он и не полез бы на рожон, да Иващуга заставил. С Проводником спорить не решился бы даже его славный дядя, Веталь Холодаев. Есть «отмороженные», которых вся «братва» боится. Вот, Иващуга как раз такой и есть…

Кулаков смотрел в окно, которое выходило в сторону кладбища. По одноколейке простучала колёсами электричка, идущая в сторону Сестрорецка; её окна были белыми, заледеневшими. Со стороны Серафимовского, опираясь на палку, то ли дело останавливаясь, ковыляла старуха в тулупе и валенках с галошами. Она хрипела и кашляла так громко, что слышно было даже здесь, в квартире.

– Хорошо, что мы с вами встретились, – ещё раз отметил Борис Ананьевич. – И я постараюсь облегчить ваш труд. Насчёт Проводника – первое вам предупреждение. Я не стану говорить о возможных покушениях – хотя бы потому, что вы не испугаетесь. Я, в отличие от многих наших пацанов, с уважением отношусь к кадрам из Шестого управления. А также – к гебистам, которые занимаются чёрной работой, а не молотят языками. – Кулаков задумался, постукивая сжатым кулаком по столешнице. Потом поднял глаза – голубые, чистые, прозрачные. – Нет, обычное покушение – ещё не самое плохое…