Они проскочили Невский, и опять почти ничего не смогли увидеть – снег валил и валил. «Дворники» метались по лобовому стеклу в бешеном темпе, едва успевая сгребать липкую кашу. На Садовой машина двумя колёсами попала в лужу, и грязный фонтан окатил её до самой крыши.
– Верну, разумеется! – Всеволод опять разозлился из-за этой истории, да и вообще из-за сегодняшнего бестолкового дня. – А про что статья-то?
– Да так, общественно-политические темы, – серьёзно ответил Минц. – Но дело даже не в содержании статьи, а в авторе…
Саша шевельнулся, и Всеволод только сейчас заметил в его руках букет, аккуратно завёрнутый в желтоватую бумагу.
– Где отоварился? – Грачёв кивнул на свёрток. – Для Дашки, что ли?
– На Андреевском рынке. А ты как думал? Если Дарьюшка выступает, разве могу я не преподнести цветы?
– Да, здесь ты всем сто очков вперёд дашь! А что за автор?
Они остановились у светофора, и Грачёв развернул газету. Рядом со статьёй величиной в полстраницы была напечатана фотография молодой женщины в чёрном банлоне. Всеволод, взглянув на неё, между прочим подумал, что не хотел бы попасться к ней «на перо». Уж лучше на бандитское – там хоть в живых остаться можно.
– Крутая красавица! – Он уважительно покачал головой. – Эта уж никому спустит.
– Это сразу заметно? – вскинулся Минц и сначала рассматривать портрет с таким интересом, словно до сих пор его не видел. Его лицо вспыхнуло любовью и нежностью, глаза засияли и повлажнели. Саша облизал пересохшие губы и еле слышно сказал: – Вот её я и жду…
– Это и есть твоя Инесса? Значит, она сейчас в газете работает?
– Да, но её очень редко печатают. Она всегда плывёт против течения. Ты почитай статью – увидишь. – Минц взглянул на светофор и спохватился: – Зелёный, поехали!
Сзади им уже сигналили, и Грачёв поспешно рванул с места.
– Мне кажется, что она – женщина очень властная и жёсткая, – немного погодя сказал Всеволод. – К гадалке не ходи – тебе звону даст, даже если ты и дождёшься. Тихой мышкой сидеть не кухне – не её стиль.
– Да, верно, – ничуть не удивился Минц. – Все считают, что у Инны тяжёлый характер. А для меня никого лучше так и не нашлось.
– А как по бабам шляться от неё будешь, подумал? – иронически осведомился Грачёв. – Сковородой по башке получить не боишься?
– Для меня и это будет счастьем! – страстно, с придыханием, ответил Саша.
– Ничего себе, любовь, – с оттенком уважения заметил Всеволод. – Ты говоришь, что давно с ней знаком?
– С детского сада. Вернее, с тех пор лично я помню, а так ещё наши коляски рядом стояли. Они через Большой проспект от нас жили. Я очень любил к ним домой ходить, особенно когда моя мать чудесила. А Лидия Степановна жалела меня, угощала. Даже переночевать предлагала, да я стеснялся Инессу. С ней мы поссорились в десятом классе, и вскоре расстались навсегда.
– А ты помириться пробовал? – Всеволода даже заинтересовала эта печальная повесть.
– Пробовал, но она отвергла меня, – горько вздохнул Минц.
– И до сих пор ни разу не встретились?
– Нет, хотя я имею возможность зайти к ней в редакцию. Боюсь, что выгонит меня, опозорит при всех. Кстати, год назад я узнал от её тёти, что Инна замуж вышла. Помнишь, когда с Веталем повстречался?..
– Естественно, помню – весь Главк гудел, и у нас обсуждали. А кто же счастливый супруг?
– Антон Свешников, их же корреспондент. Потом, кажется, стал замом главного редактора. Он вместе с нами в школе учился, потом на журналистику пошёл. Легкомысленный такой парень, сплошные приколы и розыгрыши. Я даже удивился, что Инесса его выбрала – она же совсем другая. И политические пристрастия у них не совпадают, что тоже очень важно. Я знал, что долго они не проживут, и оказался прав. Я позвонил Марии Степановне, поздравил её с Новым годом…
– Той самой дежурной по переезду? – уточнил Грачёв.
– Да. И узнал, что Инна с Антоном развелись, а разошлись ещё раньше. Так что я мог бы и попытаться встретиться с ней, но не решаюсь. К Веталю куда легче идти было год назад, чем к ней. Вдруг у Инессы кто-то есть, а я под горячую руку опять попаду? Да и вообще, она таких вольностей не любит.
– И ты всерьёз думаешь дождаться? И, более того, потом ужиться с ней? – осторожно спросил Грачёв.
– Да, я жду, надеюсь. И живу этим. – Саша так разволновался, что достал сигареты. – Должна же быть у человека мечта.
У очередного светофора Всеволод опять покосился на портрет.
– Она восточных кровей? Скулы, вижу, широковаты. А глаза красивые – со слезой…
– Мать русская у неё, а отец – татарин. Видишь – Шейхтдинова?
– Ах, да, я и не заметил. – Грачёв опять тронул машину с места. – Только она ведь брюнетка, не в твоём вкусе.
– Она – шатенка с зелёными глазами, – возразил Минц. – Здесь слишком тёмный снимок получился. А раньше она золотистой блондинкой была, в детском садике и в школе. Тогда я в неё и влюбился, а теперь для меня уже не имеет значения цвет волос.
В этот момент они въехали на Театральную площадь, и захватывающий разговор прервался. У входа в Консерваторию толпились молодые музыканты, которым сегодня предстояло выступать, и с ними родители, прочие родственники, дружки и подружки. Автомобилей нагнали столько, что Грачёв еле нашёл место для парковки. Сашка, конечно, слинял – якобы искать Дарьюшку; и потому пришлось опять корячиться в одиночку. Между прочим, Грачёв отметил, что среди машин много иномарок, в основном «Тойоты» и «Вольво», и настроение испортилось. Его «Жигули», когда-то предмет всеобщей зависти, теперь выглядели поношенными и устаревшими.