– Я всю таблицу вижу каждым глазом, – согласился Грачёв. – Мой отец почти шестьдесят лет прожил, а к очкам не прикасался после того, как прозрел. Вы, наверное, эту историю знаете…
– Да, безусловно, – кивнул Лев Бернардович. – Алик рассказывал.
– Так вы поможете мне одну задачку решить? Очень вас прошу!
– Да с удовольствием! – согласился старик.
– Если я возьму вот это письмо, – Всеволод достал листок из конверта, – отойду, допустим, к двери, а вы снимете очки… Так, отлично! Я вам показываю письмо. Вы видите, есть там текст или нет? Я не прошу его читать, просто скажите – строчки видно?
Лев Бернардович засмеялся, и чистенькие усы его запрыгали. Глаза сузились, утонув в глубоких морщинах.
– Севочка, голубчик, я вижу только мутное белое пятно! Об чём разговор? Какое там написано – не написано…
– Значит, близорукий человек, если он без очков, с такого расстояния не может отличить чистый лист бумаги от исписанного? – Грачёв в смятении прикусил губу.
– Нет, Севочка, конечно, нет! Ни в коем случае! Дай Бог вам как можно дольше не узнать, как мы с Аликом видим. И, упрямец, не желает показать ребятам, что отличается от них. В чём-то не соответствует стандартам. Володя, мой зять, ему оправу из Штатов привёз, а другую – из Финляндии. Думали, что нашему моднику отечественная продукция не подходит. Но никакого результата, представьте себе…
В коридоре послышались Сашины шаги, и Всеволод поспешно сунул письмо обратно в папку. Он уже хотел улечься обратно на тахту, как в дверь позвонили.
Лев Бернардович прислушался:
– Юрик! Юрик, чтоб мне пропасть! Нашёлся, наконец, блудное дитя… Почему вы так побледнели, Севочка, дружок? Так и есть – внучок мой пожаловал, Сонин сын. Пойду, поздороваюсь. Очень его жду!..
Из передней уже слышались возбуждённые разговоры Саши с новым гостем. Дед не успел и подойти к двери, как в комнату ворвался точно такой же Сашка, только повыше первого и пошире в плечах. Он был возбуждён, улыбчив и в то же время сердит. Юрий отличался от своего дяди более светлыми волосами, и глаза у него были карие, а не чёрно-фиолетовые, как у Саши. А так – практически одно лицо, как у них с Мишкой. Оба с горбатыми носами, с оттопыренной нижней губой, лупоглазые, с очень длинными ресницами. Правда, стрижка Юрия Всеволоду не понравилась – почти голый затылок и копна волос на макушке. Одеты дядя с племянником были практически одинаково – в тёмно-бордовые бадлоны и чёрные брюки.
– Юрик, что ж ты на ночь глядя? – спросил Лев Бернардович, троекратно целуясь с внуком.
Юрий, не замечая Грачёва, схватил деда под руки и притянул к себе:
– Вы что, с Луны свалились? Мать внезапно из больницы вернулась. Ты ещё говорил, что без Сони стесняешься у нас жить, и уехал. Так вот, она прямо за тобой следом пожаловала. И с порога заявила, что я. наконец, женился. Вот прямо сейчас – и точка! Только не на Нельке, потому что она мне не пара. Видно, соседки по палате накачали. Видите ли, хватит порхать, пора за ум браться.
– И кого на сей раз Соня тебе сватает? – усмехнулся Сашка, накрывая стол.
– Да Лиечку Клебанову со своего Фарфорового завода. А я её видел-то всего один раз, да и то мельком. Кроме того, она разведена, да ещё больна психически. Тихая, правда, но такие трудно лечатся. Ну, я и был вынужден бежать сюда, аки француз из Москвы! Сказал матери, что жениться не могу. У меня, кроме Нельки Бибичевой, ещё одна подруга имеется. У неё моя дочка, которую надо навестить, причём срочно. Так что если мать позвонит, то скажи, что никакого меня у вас нету. Дедусь, пожалуйста, а?..
Всеволод приподнялся на тахте, заинтересовавшись Сашкиным племянником. Чем-то Юрий ему сразу же понравился – он привнёс с зимней улицы лёгкость, ненавязчивое, воздушное веселье.
Он как в воду глядел – грянул телефонный звонок. Юрий прыснул, подмигнул и только тут заметил на тахте незнакомца.
Саша взял его за локоть и подвёл к Всеволоду:
– Папа сейчас с Соней поговорит, а ты познакомься. Это Всеволод Грачёв, сын Михаила Ивановича. Я тебе о нём много рассказывал…
– О ком? Обо мне или об отце? – уточнил Всеволод.
– Об обоих, – ответил весёлый племянник. – Позвольте представиться – Юрий Владимирович, только Даль.
Ладонь его оказалась холодной с мороза, не очень сильной, но Грачёву почему-то стало приятно. Он избегал сейчас грубых прикосновений, не хотел слышать громкие голоса, видеть яркий свет.
– Тс-с-с! Извините, что дедуля скажет матери! – поднял палец Юрка.
«Рука артистическая», – машинально отметил Всеволод и снова закрыл глаза.
Лев Бернардович тем временем говорил в трубку:
– Что ты, Сонечка, что ты!.. Да, Алик приехал, а Юрика нету. Он же тебе сказал, что у него есть женщина и ребёнок. Что? Нет, я не вру, доченька, в мои-то годы… Юрик врёт? Ну, не знаю, не знаю. Со свечкой не стоял, но думаю, что всё может быть. Он взрослый, скоро двадцать пять лет стукнет, и хватит за ним следить. Нет, никакой он не шалопай – это его личное дело. Голос у меня нормальный, не волнуйся, всё в порядке. Нет, Сонечка, что ты! Какое там батарею включили! Ты же знаешь – у нас лунный ландшафт на Большом, и зимой они утруждаться не станут. Всё нормально, я ничего не скрываю. Что вы с Аликом, как сговорились? Хватит меня за полоумного держать. Я уж постараюсь сохранить рассудок до самой смерти. А что такого? Все там будем. Надо спокойно к этому относиться. Ну, вот и ладно, своё здоровье береги. Володе привет, хотя мы сегодня виделись. Спокойной ночи!
– Дедуля! – Юрий грохнулся перед ним на колени и коснулся лбом паркета. – Я навеки твой! Если бы не вы с Сашкой, я сдох бы, наверное, от её нотаций. Или действительно пришлось бы ребёнка заводить, а у меня и так дел полно.