Операция «Купюра» - Страница 71

– Что там ещё у вас? – Всеволод еле дождался конца разговора.

– В «рафик», который Баринова вёз, грузовик врезался. – Михаил говорил медленно, с трудом; и брат видел, что его трясёт. – Чуть-чуть только успели отъехать от дома…

– И?.. – Грачёв теперь даже боялся смотреть брату в лицо.

– Вениамина Артёмовича – насмерть. И ещё одного, из райотдела… Бобров, кажется. Его фамилия. Парень такой белобрысый. Колюня Маркузин жив, но очень плох. Повреждены голова и позвоночник. Остальные тоже получили своё – кто больше, кто меньше. – Ружецкий вдруг тряхнул головой, и в его глазах появился всегдашний блеск. – Захар приказал нам сейчас же ехать на Литейный. Давай, двигайся, работы ещё много. Здесь оставляем Барановского – пусть с ребёнком разберётся, на все вопросы ответит. Теперь я не жалею, что Славка с нами увязался – без него было бы тяжко. Мы с тобой не смогли бы, наверное, этой девчонке в глаза смотреть. А Славка, вон, болтает, смеётся даже, выручает нас. – Михаил, застегнув крючки дублёнки, направился к двери. – Там ещё один парень был, с Бариновым, так у того лицо всмятку. Ладно, что женщина, которая опись делала, своим ходом отправилась в районную прокуратуру…

– Водилу-то задержали? Ну, того, с грузовика? – Всеволод нахлобучил шапку. – Сейчас Славку предупредим, и поехали.

– Задержали, а что толку? Оказался в дрезину пьяным, и попробуй докажи злой умысел. Как всегда, всё банально. С Колюней вместе ещё одного мужика забрали, еле живого. Эх, знать бы там, у Баринова!..

Они, перебросившись несколькими фразами с Барановским, через кухню отправились к выходу. Братья заметили, что девочка не плакала, а оживлённо болтала со смешным рыжим дядькой и даже показывала ему свои школьные тетрадки. Видимо, Слава ничего Жанночке про мать не сказал, а сама она не поняла.

– Славка её сказал, что мать в больницу забрали, – прошептал Всеволоду на ухо Михаил. – А папа, сказали, в командировку срочно уехал…

– И правильно – зачем ребёнку знать?.. – Всеволод отвернулся от обведённых мелом контуров лежащей фигуры и кровавых пятен на пластике. Но ещё страшнее было смотреть на девочку, которая испачканными в чернилах пальчиками листала свой дневник, украшенный переводными картинками, и доверчиво внимала их святой лжи.

Акимов, ругаясь, на чём свет стоит, повёз их на Литейный. Это было совсем недалеко. Михаил на сей раз не отвечал ему, молчал, как камень, и Всеволод тоже не хотел ничего говорить. Так и добрались они до «Большого Дома», поднялись на этаж, вошли в кабинет Горбовского. Там их уже ждали Захар Сысоевич с Павлом Андриановичем. Едва ли не на ходу выслушав краткий доклад, оба убежали – каждый к своему начальнику, и братья остались вдвоём.

Ни слова не говоря, Ружецкий достал из кармана письмо и положил его перед Грачёвым. Тот дёрнулся, как от удара, и молча взглянул на старшего брата; потом опустил глаза.

– Сегодня получил? – спокойным, даже скучным голосом спросил Ружецкий.

– Да, утром. А как оно к тебе попало? Не лазил же ты у меня по карманам? – слабо улыбнулся Всеволод.

– Оно в коридоре валялось, напротив двери, – Михаил тщательно разглаживал конверт. – Мы так и думали с тобой, что сегодня будет…

– Ты ничего не получал? – счёл нужным уточнить Грачёв.

– Нет, и у Тенгиза тоже пока тихо. Я ведь ему показал этот конверт сегодня, так что батоно всё знает. Он сейчас вернётся – сыновей из аэропорта встретить надо – Нодара и Гиви. Он разволновался очень, когда узнал. Но что делать – мы друг от друга ничего скрывать не можем…

В пепельнице посреди стола слабо дымились их окурки. И Всеволод собирал в одну кипу испорченные листы бумаги, бланки протоколов допросов. За окном совсем стемнело, ближайший фонарь на Литейном перегорал. Весь его прежде яркий свет сосредоточился в тускло-фиолетовом огоньке, как у кварцевой лампы. Даже из самых крохотных щёлок в кабинет полз лютый, прямо-таки космический холод.

– Не раскисай, Севка, завтра всё закончится. – Михаил положил свою тяжёлую ладонь на локоть брата. – Немного осталось, потерпи, а то на тебе лица нет. Утром передадим эстафету ОМОНу. Не дай Бог, кого-то из вершининских парней прикончат – очень уж банда опасная. А без них никак – у нас сил маловато…

– Будет ли оно для меня, это завтра? – Грачёв кисло усмехнулся, стыдясь перед братом за свою слабость. – Молодой я ещё, это и держит на земле. Ну, хоть бы немного попозже, когда их всех возьмём…

– Отдохнуть тебе нужно. – Михаил говорил непривычно мягко, даже ласково. – Поедем сейчас ко мне – и не вздумай возражать. На Кировском тебя могут ждать. – Больше брат ничего не объяснял, но Всеволод и так всё понял. – Ты на машине сегодня?

– Разумеется. – Всеволод хотел рассказать и про купленный пистолет, но решил пока подождать.

– Вот и поедем. Дело ведь не только в тебе – могут домашние пострадать. Так что тебе пока лучше находиться от них в стороне.

– Этого я больше всего боюсь, – признался Грачёв. – Но ведь и ты мне не чужой. Не нужно рисковать – я сам как-нибудь. Может, мне здесь пока остаться, на диване?

– Да заткнись ты! – Ружецкий встряхнул брата за плечи, повернул к себе лицом. И Всеволод вдруг ощутил себя маленьким мальчиком, который должен слушаться старших. Только лишь повиноваться – и всё. – Это, конечно, не близкий конец – угол Энгельса и Просвещения. Но ничего, на колёсах доберёмся быстро. Это же ясно, как дважды два – мы после этого письма тебя одного не оставим. Или у них, у бандитов, по-другому принято?

– А вот так – вспомни Кулакова и Баринова. Или сам стреляйся, или грузовиком тебя раздавят. Может, у них головы только так и варят, – предположил Грачёв. – Ты же знаешь этих ребят. И понимаешь, что они меня всё равно в покое не оставят. Ты же не сможешь всё время меня охранять…