Операция «Купюра» - Страница 3

Мачеха, Лариса Мстиславна, её мать Валентина Сергеевна – родные ему люди, пусть и не по крови. А о Дашке и говорить нечего – они буквально на одно лицо. Пусть все будут счастливы, и не думают о его проблемах. Два брака Грачёва распались отчасти и потому, что негде было жить. А он не хотел стеснять мачеху, и уходил сначала к одной жене, потом – к другой.

А в первом браке, ясное дело, тесть и особенно тёща, лезли с нравоучениями. Всеволод, в свою очередь, особой церемонностью не отличался, и разговаривал с ними так, как было принято в Сочи на базаре. Во второй раз не повезло по другой причине – отец жены, настоящий глава семьи, погиб на рыбалке, и дальше всё пошло наперекосяк. На память о тех славных днях в его паспорте остались четыре штампа – по два о браке и о разводе. Вот у Славки Барановского супруга нормальная, самостоятельная, родителям своим в рот не смотрит. Они живут в смежной «двушке» на Омской улице вместе с двумя детьми – и сами себе хозяева…

– Ну вот, его дверь! – Вячеслав тронул рукой в перчатке железную ручку. – Надо позвонить, он откроет. Глянь, я не вымазался? Тоже мне, обитель искусства – шаг в сторону, и ты по уши в дерьме!

– Ничего не вижу, – признался Грачёв. – А у меня как? Порядок?

– Ты даже слишком нарядный для этой трущобы, – сделал ему комплимент Барановский.

– Интересно, художники специально такие места ищут для мастерских? Им это стимулирует творческий процесс? – Грачёва передёрнуло от отвращения. – Слав, звони, и говори с ним сам. Думаю, у тебя это лучше выйдет.

– Только ты не горячись, не пугай его, – предупредил Барановский. – А то язык проглотит, и хрен потом восстановишь контакт… Даже если он действительно с бандитами или спекулянтами работает, не стоит в стену его вмазывать. Прижали, наверное – они это могут…

– Прижали! Тоже, барышня непорочная! – процедил Грачёв. – Сообщать надо, куда следует!..

Барановский позвонил, и за дверью раздалось дребезжание. Внизу, у входа, раздались чьи-то гулкие шаги и кошачий вой. Вячеслав давил на кнопку, но дверь никто не открывал. После второго звонка в мастерской залаяла собака. Вернее, она даже не столько тявкала, сколько выла, и от этих звуков Всеволод с Вячеславом насторожились.

– Слушай, чего псина воет? – Грачёв наморщил лоб и прищурил глаза. – Ты замечаешь, что она очень странно скулит? Если собака там одна, то где хозяин?

– А ты как в воду глядел, – признался Барановский. – Получается, Гаврилов назначил встречу, а сам сбежал? Мы договорились на три, и сейчас остаётся всего одна минута. Но он не может надолго собаку оставить – её кормить, выводить надо. А на короткое время смываться – только себе вредить…

– Говорил я тебе – нечего сопли разводить! – как всегда, с пол-оборота завёлся Всеволод. – Презумпция невиновности – голубая мечта, нечто вроде коммунизма. Надо исходить из реальных обстоятельств, и не доверять таким типам!

Грачёв теперь позвонил сам и долго не отпускал кнопку. Собака бегала с той стороны деревянной двери, совсем близко, потому что слышно было царапанье её когтей. Она возмущалась вяло, больше выла и скулила, почти плакала.

Грачёв побелел от бешенства, и скулы его прорисовались чётче. Откинув со лба прядь иссиня-чёрных волос, он присел на корточки, попробовал заглянуть в замочную скважину. – Ни хрена не видно… Чего делать будем? Не зря же шли сюда, правильно?

– Меня этот вой беспокоит, – признался Барановский. – У нас на даче, в Горьковском, так пёс выл, когда сосед умер. Будто отпевает – замечаешь?..

– Ну-ка! – Всеволод прислушался. – А и правда – что-то замогильное… Тогда нужно дверь ломать – другого выхода нет.

– Того ещё не хватало! – Барановский даже приоткрыл рот. – Мы на такой квас нарвёмся с этим! Надо хотя бы участкового позвать, понятых, как положено…

– А мы что, на помойке себя нашли? – окрысился Всеволод. – Я представляю КГБ, ты – МВД. Имеем право в экстренных случаях действовать оперативно. Вдруг там что-то происходит сейчас? А мы, пока за участковым бегать будем, упустим бандитов?!

– Да если в печать просочится, что мы вот так, самовольно, дверь ломали… – начал Барановский.

Грачёв топнул ногой и оскалил зубы:

– Ну, тогда давай, сбегаем на Исаакиевскую и спросим разрешения, можно ли дверь сломать в мастерской демократа. А то вдруг мы тут государственный переворот произведём и диктатуру установим – в отдельно взятой трущобе? Бандюг они за нас ловить будут, эти апостолы свободы?

– Они, похоже, вообще против того, чтобы бандитов ловить, – грустно сказал Барановский. – Право совершать преступления священно и неприкосновенно. – Он опять подёргал дверь за ручку. – Ну, допустим, мы решились. А как это сделать? У тебя инструменты есть? Тьфу, как домушники какие-то…

– А вот мой инструмент! – Всеволод ещё раз топнул ногой. – Значит, ты согласен? Тогда отойти!

Барановский, махнув рукой, отступил назад. И Грачёв, даже не разбегаясь, ударил блестящим остроносым ботинком в дверь повыше замка. Раздался грохот, завизжала собака, и тут же залаяла ещё одна – в квартире ниже этажом.

– Ох, про псину-то совсем забыли! – всполошился Барановский. – Ну, ничего, вроде, отскочила…

Коричнево-чёрная такса даже не удивилась тому, что двое чужих вошли в мастерскую столь необычным способом. Собака уже не лаяла и не выла, не попыталась она и напасть за непрошеных гостей. Отбежав к распахнутым дверям, в тёмный, большой зал, где стояли подрамники с натянутыми холстами, она выжидательно посмотрела на вошедших, словно приглашая их пройти дальше.